RU: Главная идея и миссия основанного Алексеем Городневым фестиваля фортепианной музыки PIANISSIMO познакомить слушателей с новым поколением музыкантов всей планеты в новых для академической музыки залах. Эта миссия блестяще выполняется уже несколько лет. Пианисты ведут нас по сложным акустическим перспективам эрмитажных пространств, борются с гулким эхом, соревнуются с картинами и скульптурами за внимание гостей и их любовь. Условия самые трудные, но каждый выступающий предлагает свой образ раскрытия музыки в новые форматы взаимодействия со слушателем, преодоления консерватизма школьного музицирования.
Из тех трех, кого довелось послушать мне в Итальянском просвете Эрмитажа, израильский музыкант Йоав Леванон открыл тему взаимообмена высоколобой классики с кодами массовой медийной культуры. Получился опыт увлекательной и пылкой адаптации, когда Лист и Гершвин могли бы стать материалом саундтрека для кинематографического хита.
Закрывший фестиваль хорват Ян Никович отлично выдержал жанр: музыка в музее. Тщательно выстроенная романтическая эмоция вкупе с несколько глухим, клавесинным звучанием рояля создали настроение винтаж, будто опусы Скрябина и Рахманинова воспринимаются в акустике старинных виниловых записей. Похоже делали в XIX веке, надевая в музее специальные тонированные «очки Клода» (по имени академика XVII века Клода Лоррена). Сквозь них любая живопись приобретала благородный охристый оттенок.
Александр Доронин просто вывернул все жанровые рамки чинного музейного музицирования с Шопеном и вечерним дресс-кодом наружу. Впустил в галерею барочных картин и скульптур Эрмитажа опус американского модерниста Фредерика Ржевского 36 вариаций на тему песни освободительной борьбы против диктатуры. The People United will never be Defeated (1975). И это оказалось выдающееся по силе, сложности и многозначности высказывание. Музыка, путешествие с ней по мирам от модернизма до метамодернизма, превратила рояль в какое-то яростное, постоянно меняющееся, как Протей, существо, то синтезатор, то матрица, то барочный клавесин, романтическое фортепиано, то вдруг кляцающий щупальцами спрут из мира RPG. Феноменальная техника и мудрость сложного слуха позволили пианисту совместить в одном концерте многое: и ученый труд по языкам новой музыки, и захватывающее приключение по виртуальным мирам, и сострадание к жертвам новейшей истории. Специально выстроенная световая драматургия способствовала действу огромной эмоциональной силы.
Сергей Хачатуров
Основатель и главный редактор портала LA NOTTE Юлия Сумзина и обозреватель Сергей Хачатуров задали Александру Доронину несколько вопросов.
Юлия Сумзина (далее — Ю.С.): Александр, начнем, в первую очередь, с поздравлений с таким великолепным выступлением здесь, в Итальянском просвете Эрмитажа. Программа модернистская, в общем-то, неожиданная и, с другой стороны, очень актуальная, которая атмосферно вписалась в наш сегодняшний вечер. Не каждый раз есть возможность услышать такие произведения, и хотелось бы спросить, кто из композиторов наиболее вдохновляет Вас на данный момент?
Александр Доронин: Я думаю, что композитор, к мышлению которого я стремлюсь в данный момент, — это Игорь Стравинский. Честно говоря, он мне наиболее непонятен сейчас, и, тем самым, наиболее интересен. Хочется понять методы его мышления в целом, как он подходил к материалу, как он его сочинял... В общем, нужно больше изучать его творчество, поэтому я сейчас занят этим композитором. Как и барочные композиторы, которых я очень люблю изучать, и Бах... но его творчество — необъятно.
Сергей Хачатуров (далее — С. Х.): Это универсалии грандиозные, а у меня куда более практический вопрос: почему возникла идея такого концерта, такой программы? Это же не типично для светского концерта в музее сыграть головокружительно сложный опус модерниста Фредерика Ржевского о борьбе против диктатуры в Чили... Обычно играют Шопена-Шуберта-Шумана...
Александр Доронин: Я услышал это произведение еще весной, поздней весной, где-то в мае. Мне порекомендовали послушать...
Уже тогда, послушав впервые, я нашел для себя пару симпатичных моментов, еще не зная о концепции, о программе, о чем это вообще, и кто такой Ржевский и прочее, но в чем-то меня это, честно говоря, зацепило. Особенно, как сказать... Когда в контексте атональщины и «грязи» вдруг появляются островки, такие светлые, что ты просто как будто проходишь катарсис, очищаешься, осветляешься. Выдерживая атональную, но точно выстроенную музыку - и это мне в Ржевском тоже понравилось - , он нашел правильный баланс между «грязным», грубо говоря, и красивым, чистым. Это — первое, что мне бросилось в глаза, когда я начал это слушать.
Потом, конечно же, погружаясь в это произведение, я начал и программу читать, и узнавать другие произведения, прочитал про военный переворот в Чили, в общем очень подробно. Достаточно много документальных фильмов пересмотрел, художественных, и аудио спектаклей, там тоже на эту тему много. Изучая также и текст, я понял, что выстроено произведение очень логично. Честно говоря, Ржевский как конструктор его собрал, поэтому оно точно и ясно поддается анализу, всяческому, и гармоническому, и структурному. Поэтому тем привлекательнее это произведение со временем мне стало.
С.Х.: Интересно, что ведь это произведение сравнивают с Бахом, с его Гольдберг вариациями. Если Гольдберг вариации хрестоматия классического стиля, то 36 вариаций Ржевски хрестоматия модернизма/ постмодернизма...
Александр Доронин: Конечно! Там такие техники используются.. здесь он как будто создал сборник «extended technics», современных методов взаимодействия с инструментом. И все это собрано в одном сочинении.
С.Х.: Вы решили именно это произведение на фестиваль предъявить... Кто нибудь из россиян играл это?
Александр Доронин: Из россиян — играли. На самом деле, когда я только узнал о произведении, я сначала послушал Игоря Левитта, потом я услышал записи Вадима Холоденко, он играет это сочинение, я тоже послушал... По-моему все, больше никто и не играет, но я могу ещё чего-то не знать..
С.Х.: То есть это не популярная для российских меломанов музыка...
Александр Доронин: В России — точно не популярная, в мире она более известна, мне кажется, потому что его много кто играет уже, и сам Ржевский... есть масса записей.
Ю. С.: Немного о месте сегодняшнего концерта, в залах Эрмитажа есть своя особая атмосфера, влияет ли она на ощущения при выступлении?
Александр Доронин: Так чтобы буквально как-то это влияло, я бы не сказал... Мне скорее новые ощущения давала местная акустика, потому что акустика здесь для пианиста, честно, для кого бы то ни было, она просто очень непростая. Мне кажется, флейтисту или скрипачу было бы очень хорошо, например, потому что у них такой звук, очень быстро глушащийся, затихающий, поэтому им было бы хорошо. Они любят гулкие места, так говорят (смеется). А для пианистов, в том числе, кто бы что ни играл, в любом случае, это другое, надо больше чувствовать пространство и ждать пока звук утихнет.
С.Х.: Я так понимаю, что здесь еще такая акустика, которая для такой музыки, кстати, может быть интересна, даже более чем для романтической, она дает театральное ощущение.
Александр Доронин: Особенно мне нравится место, где у Ржевского в партитуре почти в самом начале обозначено «frozen» - «заморожено, застывши».
Подобных мест в произведении несколько. Практически вначале, например. Нужно очень точно взять аккорд и мгновенно отскочить от него, зацепив остаток звука на педали, и он как бы растворяется в пространстве. Это все акустические эксперименты и это очень любопытно... здесь гораздо приятнее такие вещи делать, чем в любом другом помещении, что не скажешь о подробных местах с большим количеством текста и множеством важных деталей. Это — уже другой вопрос. Тут надо было адаптироваться максимально.
С.Х.: Судя по вашим записям и школе, вы человек вселенской отзывчивости (смеется), можете играть всё. Однако, есть ведь какие-то предпочтения? Связанные с экспериментами и незаезженной классикой?
Александр Доронин: Да, предпочтения, конечно, есть. В данный момент мне интереснее изучать барочную, раннюю классическую литературу, XX – XXI век, нежели романтиков. Уверен, и романтический период меня когда-то коснется, но пока я чувствую так. Разные ансамбли это тоже здорово. На ансамбли новая музыка особенно богата. Я не считаю, что заезженная классика это плохо. Главное, как преподнести, создать контекст.
Ю.С: Александр, что бы Вы могли сказать о фестивале и об идее собрать молодых пианистов, новое поколение именно на Зимнем фестивале? Сейчас идет фестиваль в Мариинском театре, там все же молодые пианисты — вкраплениями, вместе с опытными музыкантами и уже признанными звездами. Здесь, на Pianissimo, мы видим абсолютно свежий взгляд.
Александр Доронин: Мне все очень нравится: площадки, организация.. в общем – буквально все. В прошлый раз с Pianissimo я играл 4 баллады Шопена в зале Валерия Гергиева в Репино. Безусловно это был ценный опыт, потому что и зал, и инструмент замечательные, мне очень понравилось. И в целом, то как принимают, как организуют, как тебя позиционируют, все это очень приятно.
Ю.С.: И о планах, есть ли какие то планы, мечты на ближайшее время?
Александр Доронин: Мечты есть, конечно, — постигать. Сейчас такой период, когда хочется многому учиться: изучать литературу, читать, слушать музыку и прочее. В ближайших планах у меня концерт будет в нашей гнесинской школе, играем сонату Бартока для двух фортепиано с однокурсниками, потом в Доме Музыки там некий марафон шопеновских произведений с оркестром. Далекие планы — что-то изучать, сочинять в том числе, это все очень интересно, глубоко можно копать и бесконечно.
Ю.С.: Я думаю для любого музыканта, сочинительство — это то, что позволяет развиваться.
Александр Доронин: Да, если ты еще параллельно пытаешься что-то сочинять, тогда ты просто начинаешь лучше видеть какие-то детали, сочиненные кем-то.
Ю.С: Желаем огромной удачи и осуществления всех планов, я думаю, что все получится и все будет еще лучше, чем планируется. Спасибо!
Александр Доронин: Спасибо большое.
ENG: The main idea and mission of the PIANISSIMO piano music festival founded by Alexei Gorodnev is to acquaint listeners with a new generation of musicians from all over the world in the places new for academic music performances. This mission has been brilliantly carried out for several years now. The pianists guide us through the complex acoustic vistas of the Hermitage spaces, fight against resounding echoes, compete with paintings and sculptures for the guests' attention love. The conditions are difficult, but each of them offers his own way of revealing music in new ways of interaction with the listener, overcoming the conservatism of school music-making.
Of the three whom I happened to listen to in the Hermitage museum, Yoav Levanon, an Israeli musician, showed us the interchange of high-brow classics with codes of mass media culture. The experience was a captivating and passionate adaptation, where Liszt and Gershwin could become the soundtrack material for a cinematic hit.
Jan Niković from Croatia, who closed the festival, perfectly withstood the genre: music in the museum. Carefully constructed romantic emotion, mixed with a somewhat muffled, harpsichord piano sound, created a vintage mood, as if the opuses of Scriabin and Rachmaninoff were perceived in the acoustics of old vinyl records. It looks like they did it in the 19th century, putting on special tinted "Claude glasses" (named after the 17th century academician Claude Lorrain) in the museum. Through them, any painting acquired a noble ocher hue.
Alexander Doronin simply turned all the genre frameworks of decorous museum music-making with Chopin and the evening dress code outside. He admitted to the gallery of baroque paintings and sculptures in the Hermitage an opus by the American modernist Frederic Rzewski 36 variations on the song theme of the liberation struggle against the dictatorship. The People United will never be Defeated (1975). And it turned out to be an outstanding statement in terms of strength, complexity and ambiguity. Music, a journey with it through the worlds from modernism to metamodernism, turned the grand piano into some kind of furious, constantly changing, like Proteus, a creature, now a synthesizer, now a matrix, now a baroque harpsichord, a romantic piano, now an octopus from the RPG world dangling with tentacles. The phenomenal technique and wisdom of complex hearing allowed the pianist to combine a lot in one concert: both a scholarly work on the languages of new music, and an exciting adventure through virtual worlds, and compassion for the victims of modern history. The specially constructed light drama contributed to the effect of tremendous emotional power.
Sergey Khachaturov
The founder and editor of the LA NOTTE portal Julia Sumzina and the columnist Sergey Khachaturov asked Alexander Doronin several questions.
Julia Sumzina (hereinafter - J.S.): Alexander, let's start, first of all, with congratulations on such a magnificent performance here, in the Hermitage. The program is modernist, in general, unexpected and, on the other hand, very relevant, atmospheric for today’s evening. There is a seldom opportunity to hear such works, and I would like to ask which composer inspires you the most at the moment?
Alexander Doronin: I think that the composer who I am thinking about mostly at the moment is Igor Stravinsky. To be honest, he is the most incomprehensible to me now, and, thus, the most interesting. I would like to understand the methods of his thinking in general, how he approached the material, how he composed it... We need to study more of his work, so I am really involved now in this composer's works. As well as the baroque composers, who I love to study, and Bach... but his work is really immense.
Sergey Khachaturov (hereinafter - S. Kh.): These universals are grandiose, but I have a much more practical question: why did the idea of such a concert, such a program arise? It's not typical for a secular concert in a museum to play the dizzyingly complex opus of the modernist Frederic Rzewski about the struggle against the dictatorship in Chile... Usually Chopin-Schubert-Schumann are played...
Alexander Doronin: I heard this piece back in the spring, late spring, somewhere in May. I was advised to listen to...
Even then, having listened for the first time, I found a couple of nice moments for myself, not yet knowing about the concept, about the program, what it was all about, and who Rzewski was and so on, but to be honest, in some ways it hooked me. Especially, how to say... When, in the context of atonalism and "dirt", some fragments suddenly appear, so bright that you just seem to go through catharsis, purify yourself, brighten yourself. Keeping atonal, but precisely aligned music - and I also liked this in Rzewski that he found the right balance between “dirty”, roughly speaking, and beautiful, clean. This is the first thing that struck me when I started listening to it.
Then, of course, plunging into this work, I began to read the program and learn other works, I read about the military coup in Chile, in general in great detail. I have watched quite a lot of documentaries, feature films and audio performances, there are also many on this topic. Studying the text as well, I realized that the work is structured very logically. To be honest, Rzewski, as a designer, assembled it, so it accurately and clearly lends itself to analysis, in every possible way, both harmonious and structural. Therefore, this work step by step became to me more attractive.
S.Kh .: It is interesting that this piece is compared with Bach, with his Goldberg variations. If Goldberg variations are exemplary for the classic style, then Rzewski's 36 variations are a modernist/postmodern anthology...
Alexander Doronin: Of course! Such techniques are used there... here he seemed to have created a collection of "extended technics", modern methods of interacting with the instrument. And all this is collected in one composition.
S.Kh .: You decided to present this particular piece to the festival... Did any of the Russians play it?
Alexander Doronin: Some Russians played. In fact, when I first found out about the work, I first listened to Igor Levitt, then I heard Vadim Holodenko's recordings, he plays this piece, I also listened to... In my opinion, no one else is playing...
S.Kh .: That is, this is not popular music for Russian music lovers...
Alexander Doronin: In Russia it is definitely not popular, in the world it is better known, it seems to me, because many people already play it, and Rzewski himself... there are a lot of records.
J.S.: A little about the place of today's concert, the halls of the Hermitage have their own special atmosphere, does it affect the feeling during the performance?
Alexander Doronin: I would not say it had an effect... I rather felt something new from local acoustics, because acoustics here for a pianist, honestly, is very difficult. It seems to me that a flutist or violinist would feel very good, for example, because they have such a sound that very quickly fades away, so it would be good for them. They love echoing places, so they say (laughs). And for pianists, including whoever plays what, in any case, this is different, you need to feel the space more and wait until the sound dies down.
S.Kh .: As far as I understand, there is also such acoustics, which, by the way, can be interesting for modernist music, even more than for romantic, it gives a theatrical feeling.
Alexander Doronin: I especially like a place where in Rzewski's score almost at the very beginning it is marked “frozen”.
There are several similar fragments in the composition. Almost at the beginning, for example. You need to take a chord very accurately and instantly bounce off it, hooking the rest of the sound, and it seems to dissolve into space. These are all acoustic experiments and this is very curious... it is much more pleasant to do such things here than in any other hall. Here it was necessary to adapt it as much as possible.
S.Kh .: Knowing your notes and school, you are a person of universal responsibility (laughs), you can play anything. However, are there any preferences? Connected with experiments and not overused classics…
Alexander Doronin: Yes, of course, I have preferences. At the moment it is more interesting for me to study baroque, early classical literature, 20th — 21st centuries, rather than romantics. I am sure that the romantic period will touch me someday, but so far I feel so. Different ensembles are great too. For ensembles, new music is especially rich. I don’t think overused classics are bad. The main thing is how to present it, to create a context.
J.S.: Alexander, what can you say about the festival and the idea of bringing together young pianists, a new generation, at the Winter Pianissimo Festival? Now there is a festival at the Mariinsky Theater, there are also young pianists, they are interspersed, together with experienced musicians and already real stars. Here at Pianissimo we see a completely fresh perspective.
Alexander Doronin: I really like everything: venues, organization .. in general, literally everything. Last time with Pianissimo I played 4 Chopin ballads in Valery Gergiev's hall in Repino. Undoubtedly it was a valuable experience, because both the hall and the instrument are wonderful, I really liked it. And in general, how you are welcomed, how you are organized, how you are positioned, all this is very pleasant.
J.S.: And about the plans, are there any plans, dreams for the near future?
Alexander Doronin: There are dreams, of course, to comprehend. Now is the period when you want to learn a lot: to study literature, read, listen to music and so on. In the near future, I have a concert in our Gnessin school, we play Bartok's sonata for two pianos with classmates, then in the House of Music there is a marathon of Chopin's works with an orchestra. Distant plan is to study something, to compose, this is all very interesting, you can dig deeply and endlessly.
J.S.: I think for any musician, composition is what allows you to develop.
Alexander Doronin: Yes, if you are trying to compose something, you just begin to see the details composed by someone else better.
J.S.: We wish you great luck and the implementation of all plans, I think everything will be even better than planned. Thanks!
Alexander Doronin: Thank you very much.
Photos: Denis Denisov
Illustration: Julia Sumzina