30 июня 2022 года состоялся последний спектакль одного из самых успешных театров России. Гоголь-центра больше нет. Но в памяти зрителей остались спектакли, и о некоторых из них писала Ольга Григорьева. Мы публикуем архивы автора с фотографиями Гоголь-центра.
И начнем мы с "(М)ученика", одного из самых известных спектаклей Кирилла Серебренникова, поставленный по пьесе Мариуса фон Майенбурга. Фильм, в основу которого лег тот же сюжет, принес Серебренникову участие в Каннском кинофестивале 2016 и приз Франсуа Шале.
"(М)ученик"
Режиссер: Кирилл Серебренников
Премьера: 13 июня 2014 года
Когда я добралась до (М)ученика в театре, в отличие от некоторых моих друзей, которые тоже пустили целлулоид вперёд сцены, я не жалела нисколько, что фильм случился со мной раньше спектакля.
Если бы вперёд прошёл спектакль, волшебством было бы развёртывание скупо оформленной сцены до размеров целого города с его закоулками и набережной, оживление мопеда и мусорного бака, подсвечивание тех фрагментов, которые раньше оставались как бы за пределами твоего восприятия.
А теперь действие сузилось до одной точки, одной коробки, в которой сплетаются, сталкиваются, перекрещиваются друг с другом пути всех персонажей и все сюжетные линии. Не было знакомого и ожидаемого фонового шума, только мелодия, сначала из двух нот, потом полноценная музыкальная тема; не было ничего лишнего, дозированный антураж, всё внимание - на артистов, на каждое слово, каждый жест.
Жёсткий, жестокий, шокирующий, местами утрированный, но вполне соответствующий своему жанру — это притча, это предупреждение, это отчасти гротеск, но, что самое страшное, только отчасти.
Фанатизм, экстремизм, животное обаяние одержимости, которая наделяет главного героя, Вениамина, магнетизмом и притягательностью - для толпы он фрик, для красотки из класса — объект влечения, для Гриши (Александр Горчилин), калеки-отщепенца, — единственный шанс получить хоть немного любви и ласки, в которых он отчаянно нуждается.
Самое отвратительное — это не последовательное безумие подростка, который настолько лишён общения и понимания, что находит все ответы на свои понятные вопросы — что есть добро, а что есть зло, как надо жить, что правильно, а что нет — в библии, древней книге, о которой "обычные" христиане почти позабыли. И даже не то, что из фанатика-христианина он быстро превращается в талантливого манипулятора, для которого цель оправдывает любые средства. Самое омерзительное - это поведение директрисы, исторички, священника, физрука, которые думают только о том, как бы чего не вышло и как бы сложившаяся ситуация не навредила им в данный конкретный момент.
Все актёры просто потрясающие. Бешено любимая мной Юлия Ауг, мне показалось, быть может, но в спектакле она гораздо красивее, чем в фильме, особенно в той сцене, где Вениамин сколачивает крест; в фильме Юлия находится в движении, тут сидит, и на неё падает свет из открытой двери, тёплый, янтарный свет, и в этот момент она особенно великолепна. Как-то легче примириться с тем, как быстро сдаётся её героиня, как ломает её тот ужас, в который её погружает сын, когда это происходит так, в этом тёплом свечении.
Виктория Исакова, живая, дерзкая, текучая; она словно сама жизнь в этом мирке, стремительно погружающемся во мрак, она единственная, кто стоит насмерть, и в спектакле её финальный монолог всё-таки даёт хоть какую-то надежду. После фильма, где этот монолог по понятным причинам отсутствует, хотелось просто сесть и зарыдать. После спектакля — нет, слёзы всё равно были, но совсем другие. Есть шанс. Есть жизнь. Есть здесь хоть кто-то, кроме меня.
Никита Кукушкин, как всегда, вне этого мира и за пределами всяких похвал. Маньяки и сумасшедшие — его специализация, его призвание, его герои. Его Вениамин показался мне ещё более упёртым, цельным, взрослым, если не сказать — состаренным догмами, которые он впустил в своё сознание, с которыми вступил в симбиоз — библейский текст точно так же использует его, как он оперирует им, при этом нарушая все заповеди. Он страшен, безумно страшен, невероятно отвратителен. Убить на месте хочется обоих Вениаминов — и Петра Скворцова из фильма, и Никиту Кукушкина из спектакля. Забавно, кстати, что у обоих такие невинные птичьи фамилии), а зомби из них выходят первоклассные.
Кирилл Серебренников говорит, что Вениамин просто не хотел ходить на плавание. Вениамин — талантливый манипулятор. Но так ли это? Подросток нащупал чувствительный рычаг - и мигом превратился в монстра?
Мне кажется, Вениамин и Библия вступили в опасный симбиоз. Веня ищет повода, чтобы выплеснуть свою агрессию, и находит его на страницах Писания. Библия - книга, в которой каждый найдёт то, что ищет. Веня — карт-бланш для уничтожения всего, что не вписывается в Библию и, следовательно, подлежит истреблению.
В Библии каждый найдёт себе достаточно аргументов. Тем она и страшна.
Нет, Веня — не просто талантливый манипулятор. Он искренне верит. Фанатизм Вени губителен. "Аристократ, когда идёт в демократию, обаятелен", — говорил Верховенский о Ставрогине. Так же и пленителен экстаз Вени для его одноклассников — ведь он один взрослый. Он один знает, что делать. У него есть готовый алгоритм, есть схема и есть план.
Классно решена финальная сцена, где персонажи сидят не за столом в кабинете директора, как в фильме, а за крестом, который сколотил Вениамин, и как ненавязчиво священник сменяет директрису во главе стола.
Спасибо Кириллу Серебренникову и всем-всем-всем, кто воплощал это на сцене раз за разом.
Текст: Ольга Григорьева
Фото: Гоголь-центр