Начиная новый, 239-й сезон в Мариинском театре, мы не можем не отметить великолепное выступление одной из главных звезд современного русского балета, примы Виктории Терешкиной.
Трепетная, но яркая и обладающая огромной внутренней силой Джульетта предстала перед зрителями в самом первом балетном спектакле сезона 21/22, а на днях Виктория в очередной раз поразила публику глубиной и женственностью одной из самых любимых героинь русской классической литературы — Анны Карениной в одноименном балете Алексея Ратманского. Великолепная техника и сильнейшая эмоциональная вовлеченность Виктории, полный искренности дуэт с Ксандером Паришем, абсолютно естественно воплотившим образ молодого русского дворянина, все это позволило зрителям «прожить» спектакль вместе с героями.
Более того, нам удалось поговорить с Викторией о карьере и жизни, опыте и интересных историях, трудностях и радостях, которые приносит профессия.
Виктория, в этом году в Мариинском театре состоялся вечер, посвященный двадцатилетию Вашей творческой деятельности. Верится ли, что уже так много за плечами, когда еще очень многое ждет впереди?
Я очень хорошо помню первые дни в театре. И внутри театр был действительно другим, по своей атмосфере, а недавно мы вспоминали тот факт, что в 2001 году, когда мы только пришли работать, в театре было разрешено курить и педагогам, и артистам. В залах курили педагоги, в коридорах — артисты, а сейчас ведь немыслимо, если увидишь человека с сигаретой, проходящего в коридоре. Сразу же возмутишься: это же неправильно!
Если говорить про мой путь, это было очень интересно и, действительно, стремительно. Я очень довольна тем, как все получилось: я танцевала весь классический репертуар, об этом может мечтать каждая балерина. Мне очень повезло, но я знаю, что такое балет и уважаю труд, потому что это, действительно, очень тяжело. Быть балериной — гиперответственно. Я везде говорю, что для меня балерина является настоящей балериной, пока она несет классический репертуар, потому что нет ничего сложнее классики и ее нужно танцевать как можно больше. Тогда ты будешь действительно в форме. Я тут подумала, есть эти пресловутые 32 фуэте, которые зрители очень любят и ждут, вы знаете, по ним можно понять: балерина еще может или уже не может. И даже дело не в том, что делает она эти фуэте или нет, понятно по форме: сбрасывается ли стопа, дотянуто ли колено, то есть форма будто немного теряется. И ты понимаешь, что это конец.
Вы не раз говорили, что для Вас, семья — это главное в жизни, очень часто Ваша семья, особенно дочь, приходит на Ваши спектакли. Чувствуете ли Вы разницу, когда выступаете перед родными?
Выкладываюсь я абсолютно одинаково. Будь то рядовой спектакль, или просто это дуэт в концерте, или это элементарное, вроде не супер серьезное выступление, но я не умею халтурить, выкладываюсь всегда одинаково. И то, что мои родственники присутствуют на спектаклях... я просто об этом знаю. Это у меня в голове. Я, конечно, в большей степени, в этот вечер танцую для них, но это никак не влияет на мой танец.
Вы «зажигаете» зал. Часто на Ваших спектаклях реакция зрителей напоминает восторг футбольных болельщиков, помогает ли это поймать кураж на таких партиях как Китри, Одиллия, даже Джульетта, или все же немного отвлекает от партии?
Да, вы знаете, мне помогает зрительская отдача. Я никогда не забуду тот момент, мой сюрприз, моя вишенка на торте творческого вечера, как я ее называю, когда после «Бриллиантов» открывается занавес, зрители видят нас с Сашей Сергеевым, и зал взрывается как на футбольном матче. Это был ни с чем не сравнимый момент, я даже не смогу описать свои ощущения…
Да, я ловлю кураж, когда зал заводится, это для меня действительно важно. Я чувствую отдачу и понимаю, что все, что я отдаю, я получаю взамен. Эмоции зритель может выразить именно аплодисментами, поэтому меня не смущают никогда аплодисменты во время фуэте или еще чего-то другого.
Для меня это — большой подарок. Я обожаю, когда зал в конце остается, я понимаю, что всем надо ехать домой, но когда спектакль понравился, зритель никогда не уйдет, он останется до конца. И это — безумное счастье, это то, ради чего я танцую.
...как только ты вырвался на сцену, во время действия, ты не волнуешься. Но каждый выход на сцену на очередную вариацию или pas de deux сопровождается волнением, ты не можешь на 100% знать, что будет.
Бывает ли Вам страшно перед выходом на сцену?
Знаете, страшно — неподходящее слово, но всегда присутствует волнение: иногда — сильное, иногда — в меньшей степени, и ты никогда не понимаешь, от чего это зависит.
Я точно знаю, спектакль будет таким, каким он какой должен быть. Случаются разные дни, бывает, например, у тебя хорошее настроение или не очень. Кстати, в день моего творческого вечера у меня было очень хорошее настроение, у меня был такой настрой, что мне не мешало ничего, я не нервничала. Меня не отвлекали люди, которые были рядом, то есть я знала, что должна была быть фотограф, журналист, то есть много. Это момент, когда ты не можешь вставить наушники, когда делаешь грим на спектакль, потому что все время тебя дергают, что-то спрашивают, но это совершенно меня никак не смущало.
Многие артисты отмечают, что я сохраняю спокойствие, я рада, что это выглядит так, конечно. Но внутри, особенно перед выходом Авроры, где ты слышишь музыку и понимаешь, что сейчас все начнется, или перед черным pas de deux, когда идет танец мазурка, ты находишься на разогреве, в штанах разогревочных, то же самое. Я уже знаю, в каком моменте музыки я начинаю раздеваться, и это, честно говоря, тоже — такой, не очень приятный трепет, потому что ты понимаешь, что сейчас черное pas de deux. Но как только ты вырвался на сцену, во время действия, ты не волнуешься. Но каждый выход на сцену, на очередную вариацию или pas de deux, сопровождается волнением, ты не можешь на 100% знать, что будет.
Вы великолепны в партиях экспрессивных, ярких, равно как и лирических героинь. Что требует больше актерской подготовки?
Безусловно, яркие — даются проще, экспрессивные, зажигательные персонажи. Честно скажу, их танцевать гораздо легче, чем персонажей таких как Одетта, Жизель, кажущихся безликими.
В этом то и суть: раскрасить персонаж, который изначально не наделен какими-то очень яркими чертами, музыкальным сопровождением, техникой. Поэтому, скажу честно, я обожаю всех героинь, но в последнее время лирические спектакли меня трогают больше. И особенно я люблю героинь с трагическими судьбами: каждый раз, глядя на голливудский фильм хочется чтобы был хэппи энд, я это понимаю как зритель, но когда ты находишься в шкуре актера, тебе хочется чтобы финал был трагическим, потому что это интереснее.
Я даже может быть хотела бы, чтобы в «Лебедином озере» у нас был не такой финал, а другой, потому что я танцевала другой вариант, когда Одетта поднимается на скалу и прыгает с нее, а за ней и принц, то есть не было никакого хэппи энда. Потому что, хоть я верю в то, что добро побеждает зло, в жизни бывает по-разному.
Какая из Ваших героинь наиболее близка к Вашему характеру?
Этот вопрос для меня, пожалуй, самый сложный.
Я сама не могу себе на этот вопрос дать ответ. Все коллеги, педагоги, близкие отмечают мой мягкий характер, но, поверьте, не была бы я прима балериной, не имея при этом очень сильный характер. Я из тех, кто от себя, в первую очередь, требуют очень многое, я не требую от партнеров, потому что это их жизнь, их ответственность.
Я скорее провоцирую своим желанием партнера тоже: сразу захочется работать, когда ты не давишь, когда ты не обижаешь ничем, партнеры наоборот готовы в лепешку расшибиться, но сделать для тебя. Потому что ты к ним хорошо относишься. И это делается не специально, так происходит, очень правильно ведет меня в каких-то моментах. Мой характер в жизни стал меняться, я стала сильнее, научилась отстаивать границы, что раньше отсутствовало и мешало мне. Поверьте, стальной характер присутствует.
По поводу героини, я даже не знаю... скажу Мехмене Бану — да, скажу Жизель — тоже попаду, скажу Никия — и тоже да, скажу Гамзатти — да! Вот все это и есть я.
Нью-Йорк я люблю. Я помню, я иду такая грустная, заплакала и вдруг какая-то женщина просто идет по улице и говорит: «Красивая юбка». То есть, в Америке это нормально, а ты, как русский человек, вдруг так реагируешь, что тебе неожиданно приятно потому, что у нас так никогда не говорят.
Вы исполняли партию Никии в «Баядерке» Натальи Макаровой на сцене ABT в Нью-Йорке. Чем для Вас был интересен такой опыт? И где хотелось бы еще выступить из мировых сцен?
Это был очень интересный опыт. Это была моя первая «Баядерка» после того, как я стала мамой. Я была уже другой. Я приехала в Америку... я помню, как тяжело было потому, что впервые я отлучилась от дочки и как ни умоляла я Наталью Романовну разрешить мне приехать за пять дней, когда надо было приехать за 10, она мне не дала этой возможности и сказала: «Ты должна приехать как все за 10 дней и подготовить со мной эту партию».
Мне пришлось уехать, я так сильно рыдала, но что делать... Нью-Йорк я люблю. Я помню, я иду такая грустная, заплакала и вдруг какая-то женщина просто идет по улице и говорит: «Красивая юбка». То есть, в Америке это нормально, а ты, как русский человек, вдруг так реагируешь, что тебе неожиданно приятно потому, что у нас так никогда не говорят. Хотя уже чуть-чуть, мне кажется, стало такое проявляться.
У меня не пришел багаж. Все как специально, все как назло! Три дня не было багажа, мне пришлось купить полностью балетную одежду. Но у меня было с собой две пары туфель и, я думаю, слава Богу, что у меня в ручной клади были эти туфли, потому что в чужих туфлях танцевать невозможно. Я думала, если багаж так и не придет за эти 10 дней, то мне хотя бы есть в чем танцевать, но я не могла репетировать, потому что эти туфли должны были остаться на спектакль. Я помню, мне Диана Вишнева дала свои, она тоже танцует в Grishko. Но когда я надела ее туфли, я не смогла даже сделать релеве, вскочить, потому что это другая колодка, это — другой стиль, все другое. Я подумала: «Боже, что же делать?». Первое время я репетировала в мягких, то есть как бы учила порядок, хотя я его уже выучила по видео дома.
Я помню, мне в начале говорили, что если кого-то Наталья Романовна Макарова невзлюбит — все, тебе конец. Я этого немного боялась, но все оказалось не так: она очень удивилась, что я была готова, что я все знала, она меня похвалила очень, подсказывала какие то жесты, которые я привыкла годами делать, она говорила: «Какой смысл в том, что ты делаешь?». Я пыталась объяснить и сказать как я это чувствую, но она просила сделать иначе, я, естественно, шла навстречу, потому что это очень интересно. Багаж пришел, все было хорошо, я танцевала с Володей Шкляровым.
И кстати, помню, была такая интересная история в день спектакля, она подарила мне браслет очень красивый свой, я его храню… Она спросила как у меня дела, я говорю: «Вы знаете, все хорошо, но чуть-чуть живот побаливает», и она сказала что-то вроде «можете принести кока-колу?». Я подумала: «Кока-кола лечит живот?!» и действительно, сделала два глотка, у меня все прошло, это было удивительно, но на этом вся история не закончилась. Самое интересное ждало меня впереди, когда я станцевала два, а точнее первый акт (первая и вторая часть в этой редакции объединена в первый акт), и когда настало время переодеваться на акт теней, я обнаружила, что моей пачки, а это был единственный костюм, который мне разрешили привезти свой, не оказалось в примерочной. И Макарова сама пошла по всем примерочным балерин, думая, что кто-то может быть спрятал, но пачку так и не нашли. В итоге, мы, логическим путем, поняли, что за день до меня танцевала Ольга Смирнова этот же спектакль, и наши пачки лежали рядом. Когда ее супруг помогал ей собираться, он случайно мою пачку вместе с ее пачкой засунул в короб, и они благополучно улетели в Москву, а мы обнаружили что пачки нет только перед актом. Это была такая суета, мне стали примерять чужие костюмы, американские, мне ничего не подходило, подошла пачка Вероники Парт, нашей русской балерины, бывшей балерины Мариинского театра и я станцевала.
Я была так счастлива, что все прошло хорошо, на следующий день я возвращалась домой, у меня был день рождения, я знала, что меня ждет семья и дочка. Это был самый счастливый день в моей жизни.
Как Вы ощущаете себя на зарубежных площадках, на гастролях, когда нужно привыкать к новым условиям, новой сцене?
Я признаюсь честно, это — не секрет. Я не люблю гастроли, я не люблю уезжать из родного города, не люблю оставлять семью, поэтому, по возможности, дочку я очень много возила с собой на гастроли, особенно, если они длинные, в Лондон на три недели.
И я скажу так, у меня есть одна ахиллесова пята: я танцую в туфлях Grishko, и они имеют свойство скользить. Только у нас, в Мариинском театре лежит такой гениальный линолеум «Арлекин студио», это не реклама (смеется), я просто выучила название, потому что это — единственный линолеум, который настолько комфортный для меня, что я могу не использовать ни грамма канифоли снаружи, внутри канифолю, конечно, туфли, потому что это важно для стопы, чтобы она не скользила.
Этот линолеум совершенно не скользкий, и ты чувствуешь себя как рыба в воде, ты уверен, ты отвечаешь за себя. Что происходит на гастролях: мы приезжаем, а там — каток. И вот как объяснить публике, что ты боишься сделать шаг, что нога из под тебя вылетит, ты думаешь о том, как сделать движения так, чтобы не упасть. Это — большая нагрузка на мозг, это отвлекает, это — большая ответственность, это — неудобство, дискомфорт, ты переключаешься на какие-то вещи, на которые ты не должен переключаться. Спасибо огромное Юрию Валерьевичу Фатееву, который ради меня, можно сказать, стал возить не только декорации, но еще отправлять линолеум вместе с декорациями. Я приезжаю, и если линолеум наш, все, для меня больше ничего не имеет значения, значит все будет хорошо.
Остались ли у Вас «партии мечты»?
Нет, я очень счастливая сейчас, танцевала все, что хотела, все, что не хотела. Единственное, хотелось бы, конечно, иметь в репертуаре что-то новое, что-то поставленное специально на меня. Это всегда играет огромную роль для артиста, это очень сложно, чтобы хореограф увидел, попал, чтобы и артисту нравилось, чтобы это легло на его физику, чтобы музыка была та, которая нравится. Поэтому, все равно, я очень счастлива, и уже, знаете, все мечты сбылись, осталось только еще если каким-то бонусом сверху.
Что из интересного репертуара Вам не удалось станцевать в связи с быстрым переходом от кордебалета к главным партиям? Есть ли у Вас любимые второстепенные партии?
По поводу второстепенных партий, вы знаете, было такое, что однажды я готовила трио одалисок из «Корсара». Я всю жизнь танцевала во второй вариации, а мечтала всегда о третьей, она мне нравилась по музыке, по технике, она действительно мне очень подходила. И вот настал тот момент, когда меня, наконец, назначили на третью вариацию, и я ее с таким удовольствием готовила...но случилось так, что я на других репетициях сломала ногу. Это была травма, перелом косточки, и так мне не удалось станцевать вариацию, потому что потом, уже буквально на следующий сезон, меня перевели в статус солистки.
Какой совет Вы можете дать тем, кто, пусть не в начале, но в первой части своего балетного пути: танцует в кордебалете и соло, не знает как все будет развиваться дальше?
Нужно, хочется сказать, надеяться, но лучше не надеяться, лучше — работать. Не предавать себя, не размениваться, нужно бить в одну точку, если ты настроен на то, чтобы быть солистом Мариинского театра, нужно приложить очень много усилий. Потому что Мариинский — это очень высокий уровень. Безусловно, если брать отдельных артистов, я могу, глядя на них, подумать «не теряй время, уходи куда-нибудь в другой театр, и ты там будешь иметь те партии, которые ты хочешь». У кого-то есть шанс. И здесь главное — работать. Никто не отменял такой фактор как здоровье. Это важно. Бывает, здоровье не позволяет человеку достигнуть того, что он хочет и мог бы. Наверное, еще один фактор — характер: не сломаться психологически. Это тоже очень важно.
Тут очень много чего должно совпасть. Кто то теряет время, потому что не может похудеть, это проблема. Я считаю, что если это не щитовидная железа или другие действительно проблемы со здоровьем, нужно просто взять себя в руки и перестать много есть. Если ты хочешь чего то достигнуть, тут много факторов. Но если ты хочешь, вот живой пример — Диана Вишнева, балерина, которую не брали в балетную школу, потому что не хватало данных, но она так хотела и с третьего раза она поступила. И как говорила ее педагог Людмила Ковалева: «Вот Диана приходит в зал, ну как бы не очень. На второй день — лучше, а третий день — лучше всех, потому что она хочет, потому что она работает, потому что она горит этим, это ее жизнь». Вот это важно. Ни в коем случае не опускать руки, главное следить за здоровьем, где как не в балете укрепляются ноги, закаляется характер. Так что могу пожелать удачи и здоровья.
Stay tuned for the English version!
Интервью: Юлия Сумзина
Фото: Михаил Вильчук, Юлия Сумзина